Капитан Эвери
Сегодня капитана Эвери часто называют Счастливчиком. Не имея, в общем, ничего против такого именования, замечу все же, что в зарубежной литературе оно почему-то не встречается, да и у нас имеет своим источником, кажется, перевод очерка Я.Маховского, вслед за которым про «Счастливчика Эвери» написал И.В.Можейко. А для Маховского источником, возможно, стало название старинной пьесы, которое он перевел как «Пират-счастливчик» (или же это заслуга переводчика с польского на русский). На самом деле, более правильным был бы вариант не «Счастливчик» (Lucky), а «Удачливый Пират» – «The Successful Pirate».
Пьеса принадлежала перу Чарльза Джонсона (1679–1748) – не того Чарльза Джонсона, который был автором «Всеобщей Истории Пиратов» и, согласно распространенному мнению, Даниэлем Дефо, а английского драматурга, которого справочник определяет наряду с этим почтеным занятием как «трактирщика и врага [поэта] Александра Поупа». Его первые произведения – панегирики герцогу Мальборо и Королеве Анне – увидели свет в 1704 и 1705 годах, а в 1709-м Джонсон написал и первую пьесу «Любовь и Свобода» («Love and Liberty»), которая, однако, не была поставлена. В начале 1710-х годов удачное знакомство помогло ему пробиться со своими пьесами на сцену знаменитого лондонского театра Друри Лэйн (Drury Lane), и в 1712-м появляется «Удачливый Пират», увидевший там же свет рампы. В 1713 году пьеса была напечатана.
Источником для нее послужило опубликованное незадолго до этого лубочное издание, описывавшее приключения капитана Эвери, в том числе захват им корабля Великого Могола с дочерью или внучкой правителя Индии и заговор, якобы составленый против капитана его лейтенантом и некоторыми другими пиратами. Имела пьеса и иной источник, уже не претендовавший на какую бы то ни было историчность, – трагедию XVII века, которой автор, впрочем, воспользовался весьма вольно, добавив к сражениям, узнаваниям и прочему душещипательному антуражу немалую долю сатиры и гротеска.
Согласно распространенному мнению, столь возмущавшему автора «Всеобщей Истории Пиратов», Эвери или Авери, выступающий в пьесе под именем Арвирагуса (Arviragus), стал-таки королем Мадагаскара после своих пиратских похождений, которые он в напыщенных речах объявляет «геройски великими» («heroically great»). Захватив в плен дочь Аурангзеба, которую в пьесе зовут принцессой Заидой, он, разумеется, хочет на ней жениться, но принцесса предпочитает молодого человека по имени Арейнс (Aranes). В битве, происходящей где-то за сценой, счастливый соперник Арвирагуса оказывается убитым, а его место если не в сердце Заиды, то по крайней мере в качестве ее доверенного, занимает лейтенант Арвирагуса Де Сейл (De Sale), возглавивший заговор против пиратского короля и сам стремящийся стать королем.
Однако не стоит чрезмерно переживать о трагической судьбе героя-любовника и подвергающегося угрозе короля. Пьеса Джонсона – ничто иное как комедия, стремящаяся насмешить не слишком взыскательного зрителя всем, начиная с пиратских имен, таких как Тресковая Голова (Codshead), Морская Свинья (Porpoise), Акула (Shark), Селедка (Herring) и сэр Тюльпан (Sir Gaudy Tulip, причем имя этого персонажа можно перевести как «мишура», а сам он представляет карикатуру на лондонского щеголя). На корабле Великого Могола зачем-то оказываются две англичанки, бывшая любовница Тюльпана и бывшая жена другого пирата, и их смысл появления на сцене ограничивается колостями, которыми они обмениваются с другими действующими лицами к вящей потехе публики. Разумеется, пьяные и неспособные ни к чему серьезному заговорщики с треском проваливаются, над ними устраивается шутовской суд, полный пристрастия и произвола, коварство наказано, а герой-любовник оказывается не только выжившим (вместо него погиб его друг Альварец), но и давным-давно потерянным сыном Арвирагуса. Узнавание завершается свадьбой Арейнса с Заидой, а публика ликует.
Ликование ее, как утверждает сегодняшний автор, начиналось с первых же минут действия, когда «напыщенной походкой на подмостки выходила грозная фигура» в длиннополом кафтане из полинялого бархата и изорванной треугольной шляпе; «его размалеванное яркими румянами лицо, искажавшееся гримасами, и плотоядные взгляды искоса были ужасны при тусклом освещении», – довершал же картину хорошо знакомый флаг с черепом и скрещенными костями.
Неизвестно, предвидел ли Джонсон тот фурор, который возник вокруг его пьесы и приобрел несколько неожиданные формы. Другой драматург, Джон Деннис (John Dennis), не замедлил пожаловаться кому следует (говоря современным языком, в театральную цензуру), что «Удачливый Пират» героизирует капитана Эвери и, таким образом, играет роль весьма нежелательную для установленного порядка вещей. Поднялся скандал, однако то ли жалоба была сочтена несерьезной, то ли Джонсону удалось как-то выкрутиться, только каких-либо тяжелых последствий она не возымела, а пьеса продолжала пользоваться успехом. Интересно, впрочем, даже не это.
С того момента, когда имя Эвери стало широко известно на просторах Семи Морей, прошло семнадцать лет – срок немалый и насыщенный событиями. Гремели войны, менялись монархи, выходили в море новые пираты (чего стоила хотя бы история капитана Кидда!)… но что-то снова и снова заставляло обращаться к образу непойманного и фантастически удачливого флибустьера, даже если обращение это и принимало комические формы и требовало живейшего участия Селедки и Тресковой Головы. Так не в этом ли загадка, связанная с именем капитана Эвери, какое-то скрытое обаяние его легенды, не давшей «Удачливому Пирату» затеряться даже в блистательном ряду Дрейков и Морганов?